Слово шамана [= Змеи крови] - Александр Прозоров

Даниил Федорович знал, что делал, когда не дозволял прекратить пытку огнем, пока басурманин не скажет все.

Потому, как для вытащенного полонянина боль не прекратилась. Полузапекшиеся в обугленных сапогах ноги продолжали ныть точно так же, как если бы они все еще оставались в огне, а никакой надежды на смягчение страданий он более не имел.

— О Аллах, великий и всемогущий, милостивый… А-а-а!!! И милосердный… И всевидящий…

Наконец кто-то из воинов устал от непрерывных воплей и просто заткнул ему рот грязным подолом его же халата.

— Ну что, Варлам Евдокимович, — улыбнулся подошедшему Батову государев дьяк. — Вот, с Божьей милостью, и нащупали мы слабое место. Завтра начнем. Раз уж ты здесь, то слушай. Мыслю я доверить тебе правое крыло. Охватить ты их должен, окружением напугать. Основные силы я поведу, вместо левого крыла Миус будет.

— Что же ты у полонянина не спросил, сколько сил у хана, боярин?

— Да то нам не интересно, Варлам Евдокимович, — мелко-мелко почесал за ухом дьяк. — Нам их найти главное, да удар нанести. А много ли, мало ли… Мы не за золото, мы за Русь Святую биться идем. С нами Бог, и отступать нам не след…

* * *

Когда в обширную гавань Балык-Кая одна за другой вошли полсотни могучих боевых галер, она внезапно оказалась тесной. С высокими мачтами, пушками на носах, паутиной весел, торчащих во все стороны, суда заполнили всю водную поверхность, и казалось истинным чудом, что они не сталкиваются друг с другом, ломая весла и обдирая черные борта. Но галеры не просто укрылись в гавани от возможных штормов — они еще маневрировали, одна за другой подходя к причальной стене, и каждая выплескивала на камень полсотни плечистых и загорелых, вооруженных пиками и ятаганами усатых молодых янычар с матерчатыми заплечными мешками в руках.

Отряды уходили в крепость, выясняли у забегавшегося начальника всегда маленького гарнизона, где он отведет им место, после чего обустраивались: бросив мешки на землю, выставляли пару караульных и уходили в город.

Очень скоро неожиданные гости заполонили улицы, расхватали на рынке все, что только там было съестного, уволокли неизвестно куда десяток невольниц, успели устроить несколько драк с местными торговцами и едва не сцепились насмерть с охраной дворца Кароки-мурзы — так, что султанскому наместнику даже пришлось самому выходить и именем Селима успокаивать бунтарей.

К полудню галеры высадили пять тысяч воинов и Бакы Махмуд, поняв, что его казармы, донжон и двор древнего укрепления не способны вместить всех, начал выводить новые отряды на склоны горы, выбирая ровные, заросшие травой площадки возле стен. Однако галеры подходили и подходили к пристани, и казалось, что им не будет конца. К сумеркам в Балык-Кае сошло на берег семнадцать тысяч янычар — сила, способная заставить содрогнуться от ужаса любое существующее государство планеты. Отборное войско султана окружило город плотным кольцом, словно взяв в осаду — и это было недалеко от истины, поскольку противиться самоуверенным, высокорослым, сверкающим белоснежными зубами и золотыми цепями, ходящим в расстегнутых нараспашку рубахах воинам не рисковал никто. Торговцы боялись заикнуться о ценах на забираемые товары, хватаемые за стыдные места татарки, не говоря уж о невольницах, не рисковали даже вскрикнуть. Окрестные румы и караимы, привозившие на рынок плоды своих земель, предпочли податься обратно в горные поселения. Горожане тоже предпочли запереться в своих домах и терпеливо пережидали, чем все это кончится.

Утром следующего дня в двери дворца Кароки-мурзы постучал янычар и громогласно заявил:

— Передайте своему господину, что его желает видеть высокочтимый бей и покоритель неверных могучий Касим-паша! Касим-паша уже сходит на берег и направляет сюда стопы своего коня!

— Хоть один вежливый человек появился в этом диком городе, — пробормотал Кароки-мурза. — Не ломится в дверь с запыленным лицом и в грязном халате, а заранее извещает о визите. Фейха! Сюда, скорее!

Слава Аллаху, после русского набега он уже успел купить нескольких невольниц. Причем достаточно сообразительных, чтобы не плакать в подушки, а стараться доставить удовольствие мужчине, от которого зависит их судьба. Три умеют танцевать, тоже неплохо.

— Фейха, — умоляюще сложив ладони на груди, обратился мурза к прибежавшей на его призыв крупноглазой широкобедрой персиянке. — Обед должен быть самым вкусным и роскошным, какой только ты можешь себе представить. Купи или вели приготовить разные блюда, и проследи, чтобы сдобрили их по-разному. Я не знаю, какие у него вкусы. Кофе… Ну, кофе у тебя всегда самый лучший. Невольниц отправь совершить омовение, попрыскай цветочными маслами, переодень… Ну, приготовь, в общем. Что еще? Музыкантов найди. Пошли в город, пусть кого-нибудь приведут. И немедленно! И… И умоляю тебя, Фейха, не попадайся ему на глаза. В этом доме ты прекрасней всех, а я не хочу тебя лишиться.

Персиянка, зардевшись, кивнула:

— Я постараюсь, мой господин…

Кароки-мурза облегченно перевел дух, потом заторопился переодеться сам. Опоясываться оружием не рискнул: а ну, гость подумает, что его опасаются или не доверяют? Но положил у стены на видном месте — пусть знают, что он не обленившийся чиновник, не знающий вида меча. После кроткого колебания переложил на видное место и драгоценный султанский лук.

Снизу послышался громкий стук, и зычный голос:

— Передайте своему господину, что его желает видеть высокочтимый бей и покоритель неверных могучий Касим-паша! Касим-паша уже сел на своего коня и приближается к дому!

Ага… Забывший про одышку наместник крутанулся на месте, отчего полы халата высоко взметнулись, открыв серые атласные шаровары. Кажется, все готово.

— Передайте своему господину, что его желает видеть высокочтимый бей и покоритель неверных могучий Касим-паша! Касим-паша спускается с коня!

Кароки-мурза торопливо сбежал вниз и с преданной улыбкой на губах застыл перед дверью.

Створка распахнулась. В нее, внимательно зыркая глазами по сторонам, скользнули двое янычар, замерли по сторонам от двери. И только после этого в проеме показался сам командующий гвардией султана: в белом, словно летние облака, тюрбане с большим яхонтом надо лбом, белом, шитом серебром, халате с высокими плечами. Под халатом проглядывала белая плотная куртка, тоже шитая серебром и украшенная жемчугом.

Краешком сознания Кароки-мурза успел подумать, что изнутри куртка наверняка проклепана железными пластинами и по сути представляет собой красивый и дорогой доспех, но вслух, естественно, сказал совсем другое:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});